Теперь по немецким следам идти было гораздо легче. Сбитые с листьев крупные слезы росы теперь, утром, уже не восполнялись туманной сыростью, и по этим «безслезым» листьям можно было идти словно вдоль по городской улице, или по указательным знакам! Ошибиться в том, куда двигался немецкий отряд, было просто не возможно!

Да и не сбилась бы Маша теперь!

Все ее чувства обострились настолько, что она и в самом деле была похожа на большую дикую хищную кошку - ее вела ненависть… …Если бы сейчас, в этом лесу, нежданно-негаданно объявился бы какой-нибудь ученный, изучающий природу поведения хищников в дикой природе, то он наверняка подумал бы, наблюдая за Машей Морозовой, что отслеживает поведение крепкой, полной сил, но раненную в самое сердце молодой львицы… А если бы он решил бы понаблюдать за ней в мощный бинокль, то наверняка заметил бы, как у девушки мощно раздуваются ноздри от холодной ярости! А может, она в этот момент нюхала воздух? Он увидел бы, как Маша слушает чащу, как осматривает следы и как внимательно рассматривает, разглядывает то место, куда хочет поставить ногу…

И этому сумасшедшему ученому пришлось бы приложить все свое умение и нажитый опыт, чтобы не выдавать своего присутствия…

Потому, что теперь он бы шел не за «зеленой необученной салагой», и не за молодой девушкой, и даже не за человеком! Сейчас, в этом лесу ему пришлось бы идти за опытным хищником, еще более страшным в том, что сейчас его вела жгучая месть… …К поросшим кустами, осокой и камышом берегам реки, Маша вышла не через час, как должна была, а минут через сорок, буквально пролетев это расстояние…

И тут же залегла у основания куста шиповника - потому что стоять на ногах и дальше, было уже смертельно опасно…

Немцы были здесь… Вернее не совсем «здесь»…

Да, это были настоящие профессионалы своего дела!

Сизова, отправляя Машу в головной дозор, предполагала, что свои плоты немцы будут строить не меньше часа, потому что: во-первых - их должно быть не меньше трех, если они разделились на три отряда, а во-вторых - найти материал для плота, который должен выдержать не меньше двадцати взрослых крепких мужчин, да еще и с вооружением, а это около двух тонн, не так-то и просто! Очень непросто если не наплевать на маскировку, все секретности и не превратиться в одночасье в лесорубов!

Лейтенант все рассчитала правильно, но не учла только одного - эти немецкие егеря были специально подготовлены именно для таких испытаний…

Через сорок минут, когда Маша выскочила на берег и тут же плюхнулась на живот под куст, первые два плота с немцами уже были почти на середине реки…

- Опаздываем!.. - Прошептала девушка едва слышно. - Опаздываем товарищ лейтенант!

Она смотрела, как немцы дружно орудуют четырьмя длинными шестами на каждом плоту, преодолевая не особенно сильное течение реки, и очень умело, и слаженно направляют свои «плавсредства» к противоположному берегу, и поняла, вдруг, что ее девчонки успеют подойти к берегу только тогда, когда немцы уже будут на той стороне.

- Как же так? - Шептала она сама себе. - Как же это? Ведь уйдут же гады!

Она немного приподнялась на локтях, чтобы посмотреть вдоль реки, но ей мешали густые заросли камыша:

- А где же третий? Третий-то где? Неужели уже переправиться успел? - Она опять опустилась на землю - Да они так все уйдут!

Она выставила винтовку в сторону немцев, и стала рассматривать плоты через оптический прицел:

- Так! Один… Кажется лейтенант… И еще три унтера… - Сосчитала она командиров на ближнем плоту, и перевела взгляд на тот, дальний, которому до противоположного берега оставалось уже каких-то метров тридцать. - А на этом… Четыре унтера, миномет!.. Старший лейтенант, и… Подполковник?!!

И тут она вспомнила то, что говорила в овражке Сизова:

- Так это ты, барон фон «Диверсия»? - Она сжала зубы так, что, наверное, с них скрошилась эмаль, и передернула затвор винтовки. - Лейтенант сказала, что они идут за мной следом в десяти минутах… А за это время немчура уже там будет! Эх, рацию бы, что бы сообщить!..

Она подумала еще секунду, глядя на слаженные действия немецких плотоводцев, и наконец-то приняла решение:

- Ну, да ладно! Выстрелы услышат, вот и поторопятся… А я пока этими сволочами займусь!..

Она подвела перекрестие своего прицела под козырек фуражки немецкого подполковника, затаила дыхание, поймала ритм собственного сердца, и плавно потянула за спусковой крючок…

- Б-ба-ба-х!

Выстрел «мосинки» посреди этой тишины показался таким громким, словно это ударил гром над головой во время грозы…

И… О, случай!..

Иногда на войне случается и такое…

Практически в самый момент выстрела, подполковник немного наклонил голову, прикуривая сигарету… Совсем немного отклонил!.. Но вернуть уже ничего было невозможно…

Машина пуля лишь обожгла его щеку!..

Какими бы ни были профессионалами своего дела эти немцы, но даже они замерли, впали в трехсекундный ступор от неожиданности…

Так бывает, так устроена человеческая психика… …Каждый мало-мальски опытный снайпер знает, что главная беда человека, попавшего на его прицел в том, что у него есть мозг, который умеет думать и оценивать ситуацию… Да-да!!! Самое настоящее горе от ума!.. Собака, например, или волк, реагирует на смерть своего сородича мгновенно, потому что живет инстинктами, потому что не думает! Инстинкт самосохранения в тот же миг заставляет ее пускаться в бегство, в ту же долю секунды! Именно поэтому для снайпера они самые трудные мишени… А вот человек… В нем эти инстинкты давно притупились… Человеку, для осмысления внезапной смерти своего товарища, требуется время, не много, всего-то 2-3 секунды…

Достаточные для снайпера… …- Бах! Бах! Бах! Бах! - Один за другим грянули одиночные выстрелы с берега.

И с дальнего плота в воду повалились старший лейтенант, и три унтер-офицера, нелепо взмахнув руками, словно марионетки, которым обрезали невидимые нити…

И в тот же момент с обоих плотов по берегу застрочили автоматы:

- Та-та-та-та-та-та-та!!! - Дружно застрочили, залпом, скашивая пулями камыш и ветки кустарника. - Та-та-та-та-та-та-та-та-та!!! …Маша по-рачьи, распластавшись по земле всем телом, отползла назад, перекатилась на пару метров под соседний куст и достала очередную обойму на пять патронов из парусинового подсумочка.

Зарядить винтовку снова заняло у нее не больше секунды - она всегда это делала на курсах быстрее всех.

- Сейчас девчонки прибегут, вот тогда вам, фрицы, всем смерть придет! - Прошептала она зло, и просунула ствол винтовки между стеблей куста. - А пока я сама с вами… За папку рассчитаюсь…

Она опять прильнула к прицелу, и…

Это было последнее, что увидела Маша…

В ее мозгу лопнул большой красный шар, и развалился, как калейдоскоп, на осколки, оставляя только непроглядную черноту…

«…Убили. - Мелькнула мысль в Машином мозгу. - Вот и меня убили!..»

Но… Странное дело… Она продолжала слышать!..

Она слышала, как оглушающее стреляли с плотов автоматы, как кричали что-то немцы. Она чувствовала, как на голову сыплются сбитые пулями ветки!.. А перед глазами стояла ночь…

Маша отползла на ощупь на метр назад от куста, перевернулась на спину, и дотронулась ладонями своего лица… Нет, боли небыло… Как и ничего мокрого и липкого, напоминающего кровь…

Она просто не видела… Ничего!!!

И в этот миг Маше стало настолько жутко и страшно, что девушка закричала во весь голос, как смертельно раненное животное:

- Ма-ма!!! Ма-моч-ка!!!

И вдруг почувствовала на своем лице теплые узкие ладони, и услышала знакомый шепот с легким азиатским акцентом:

- Машка! Машка! Не кричи! Это же я, Зарина!

- Зара! Зарочка! - Заплакала Морозова невидящими глазами. - Я ничего не вижу! Я слепая, Зара! Я не вижу!

- Тихо! Тихо, Машунь! - Теплые руки нежно погладили ее лицо. - Не бойся! Все пройдет! Вот мы сейчас немцев постреляем, а потом тебя в госпиталь отвезем! И тебя там обязательно вылечат!