А тот только проговорил вслед автомобилю:

- Все сделаем, товарищ капитан…

Он постоял еще несколько секунд, дожидаясь, когда машина исчезнет за поворотом улицы, и направился к самому большому дому, где сейчас находилась разведрота почти в полном составе - 28 разведчиков… …Бойцы уже успели скинуть с себя пятнистые маскировочные комбинезоны, и теперь «наводили порядок в форме одежды»… …Это правило было введено еще приказом начальника Разведуправления генерал-лейтенантом Голиковым после окончания Финской войны… Вернее, это был даже не приказ, а директива, которая была направлена всем начальникам разведотделов приграничных военных округов и отдельных армий: «О тактике действия разведывательных групп в тылу противника и о мерах соблюдения секретности, во время разведывательных операций»…

Одним из пунктов войсковым разведчикам предписывалось выходить в разведку без знаков различия, без правительственных наград и без документов, которые сохранялись до их возвращения у начальника штаба части… Это же касалось и снайперов, которые по роду своей службы тоже частенько ходили и на «нейтральную полосу» и в тыл противника…

И это было настолько верное и правильное предписание, спасшее ни одну человеческую жизнь, что, как это ни странно, сохраняется у разведчиков, правда уже в виде негласного закона и на уровне традиций, до сегодняшнего дня!.. Своего командира разведчики знают в лицо, а вот противнику, если что-то идет не по плану, вовсе не обязательно знать, кто этой группой командует… Так было, так есть, и, думаю, так и будет… Разведка - есть разведка… …Бойцы разведроты прикрепляли на свои места на гимнастерках отстегнутые утром погоны, и прикручивали к гимнастеркам снятые тогда же ордена и медали…

К Якушину подошел сержант, примерно одного с ним возраста, который выполнял в разведроте обязанности старшины, достал из видавшего виды, потрепанного и линялого «сидора» довольно увесистый тряпичный сверток, и протянул его со словами:

- Вот, Степаныч… Твой…

Старшина, молча, взял его в руки, и вопросительно посмотрел на сержанта. А тот, словно ждал этого взгляда, спросил:

- Что с Ваниным свертком делать, Петро?

- Дай мне, Игнат… Хочу еще раз посмотреть… А потом… Потом в штаб отнесу…

И в его ладонь лег второй, почти такой же полотняный сверток.

- Зою видел?

- Там она… - Кивнул сержант головой. - Переживает…

Якушин посмотрел туда, куда указал его друг, и увидел «Золотую»… …Она сидела за деревянным столом под навесом довольно большой веранды, а перед ней лежала ее верная винтовка, и такой же, тряпичный сверток. Сидела, словно памятник, словно бестелесное изваяние, уставившись немигающим взглядом в, только ей одной видимую, точку…

Разведчик подошел и тихо присел рядышком на деревянную лавку…

- Почему он, Петя? - Проговорила женщина тихо. - Почему именно Ванечка?

- Потому, что сначала уходят лучшие, Зоя… Ваня был из таких…

- Он же меня собой прикрыл, Петя… Как же так?.. - Она медленно повернула голову и посмотрела на разведчика.

- Это я виноват, Зоя… - Ответил старшина, и опустил глаза, не выдержав ее пристального взгляда. - Я не успел… Всего-то секунды не хватило…

- Уж лучше бы этот гад меня застрелил, чем его…

- Иван решил иначе, Зоя… Он тебя спас… Спас твою жизнь…

- А для чего? Для чего она мне, Петя?

Она медленно развернула свой сверток, и взяла в руки зеленые полевые погоны с нашитыми на них красным галуном старшинскими «молотками»…

- Давай помогу! - Вскочил разведчик.

Он взял из рук женщины ее погоны, и прикрепил их на положенное им место, застегнув пуговички…

А она так и продолжала сидеть, как кукла…

- Не грусти, Зоя… Ваня сам решил, кому из вас жить дальше…

- Да только меня не спросил!.. А вот если бы спросил, то я бы и ответить не смогла бы! Для чего она мне, эта жизнь?

Разведчик внимательно посмотрел на женщину:

- Не дури, Зоя!.. Для семьи! Ты ж молодая еще!

- Молодая… - Хмыкнула женщина в ответ. - Свои «сорок», я уж давно разменяла, Петро…

- Ну и что? Знаешь, как говорят? «Сорок пять - баба ягодка опять!»… Вот закончится война, вернешься…

- Так ведь некуда мне возвращаться, Петя… Знаешь же… Сколь раз с тобой об этом уже разговаривали… - Вздохнула женщина, и разведчик услышал, как ее голос слегка дрогнул. - Муж, капитан-пограничник, еще в начале лета 42-го погиб… Где-то под Харьковом… Я даже не знаю места, где он лежит… А дочь… Машку я сама не уберегла… Век себе этого не прощу… Учила ее, думала, что станет девчонка хорошим снайпером, и за отца поквитается… Да видно плохо учила, Петя… Весь наш снайперский взвод, у той речки лег… Все мои девчонки… Так что… Некуда мне возвращаться, Петя, нет у меня никого… Да и дома нет… В мой дом в Киеве, в 41-ом прямо на моих глазах две бомбы попало… Одни руины остались…

- Так будет еще! - Сказал старшина. - Обязательно будет!..

…Но «Золотая», как видно опять ушла в свои воспоминания, и уже опять окунулась в их водоворот… …Это случилось уже к самому концу сентября 42-го… …Лейтенант Сизова быстро шла по затемненной аллее к офицерскому общежитию после вечерней поверки взвода, и лунный свет, пробиваясь сквозь густую листву, слабо освещал ее дорогу…

День был тяжелый - напряженные занятия вымотали не только курсанток, но саму Сизову, и она хотела побыстрее добраться до своей скрипучей койки…

Он подошла к крыльцу общежития, почти бегом преодолела ступени, рывком открыла дверь и скрылась за ней внутри здания…

Уже проходя по коридору, с его гулкими деревянными полами, она на ходу сняла пилотку, расстегнула воротник гимнастерки, и тут…

Открылась дверь одной из комнат, из нее вышла пожилая старший сержант - комендант общежития, и медленно прикрыла за собой дверь… Она шла навстречу Миле, с глазами полными слез…

Лейтенант резко остановилась и спросила пожилую женщину тревожным голосом:

- Что-то случилось, Анна Матвеевна?

Комендант терла носовым платком покрасневшие глаза и сокрушенно махнула рукой:

- Ну что за человек такой. Из железа она, что ли? - И опять всхлипнула. - Ты не ходи туда, Мила. Пусть она сейчас одна побудет…

- Да о чем вы, Анна Матвеевна?

- Зоя… Твоя старшина Морозова… «Похоронку» она сегодня получила… На мужа… Стоит как памятник - ни единой слезинки не проронила!.. Плохо это, Милочка! Очень плохо!.. Нельзя бабе все в себе держать… Никак нельзя!.. Эх, горе то какое… А тебе опять ничего с почтой не пришло… Уж лучше ничего чем такое…

Комендант, сокрушенно качая головой, пошла к выходу к выходу, а Мила, словно окаменев, осталась стоять посреди пустого коридора…

«…Вот оно как!.. - Думала она. - Что же теперь будет?..»

Она медленно подошла к комнате, в которой жила Морозова, остановилась около закрытой двери, и, помедлив немного, осторожно открыла ее, вошла в темную, неосвещенную комнату и увидела…

Темный силуэт женской фигуры напротив окна… …Морозова, без ремня и с непокрытой головой стояла у окна спиной к дверям, глубоко засунув руки в карманы галифе, и смотрела в окно…

Слабый свет от, стоящего напротив общежития фонаря, тускло освещал в комнату, и…

Неподвижный, застывший, отсутствующий взгляд старшины, и плотно сжатые губы… Лицо Морозовой в эти минуты напоминало неподвижную гипсовую маску…

Людмила тихо приблизилась к Морозовой, и, молча, не проронив ни слова, становилась у нее за спиной.

Старшина даже не пошевелилась на это «вторжение» - в своих мыслях она была очень далеко от этой комнаты с аскетичным, солдатским убранством…

Мила огляделась по сторонам и, заметив белеющий на столе лист смятой бумаги, протянула у нему руку, но… В самый последний момент отдернула ее, словно обожглась кипятком…

Морозова, видимо услышав, наконец, шорохи за своей спиной, повернула голову в сторону Милы, и посмотрела на лейтенанта спокойным, немигающим взглядом…